Судья вручает указанные условия защитнику и увещевает в конце, чтобы этой защитой адвокат не навлек на себя обвинения в покровительстве еретикам. В противном случае ему грозит отлучение. Ответ адвоката, что он-де защищает не лжеучение, а лицо, неспособно предотвратить наказания. Ведь он ни в коем случае не имеет права защищать, не руководясь строжайшим образом сокращенным судебным порядком просто и без соблюдения излишних формальностей, как это предписано в каноне. В противном случае он будет требовать отсрочек и заявлять протесты, что недопустимо, как уже было указано в шестом вопросе. Хотя он при этом и не защищает лжеучения, однако, действуя не в соответствии с указанным судебным порядком, он становится еще более достойным проклятия, чем сами ведьмы.
Если он неправомерно станет защищать человека, обвиненного в ереси, он становится как бы князем ереси, как это явствует из XXIV, qu 3 qui illorum.
Этим защитник возбуждает против себя сильнейшее подозрение в покровительстве еретикам. В таком случае он обязан перед епископом торжественно отречься от ереси, как это указано в часто цитированной главе «Accusatus».
Одиннадцатый вопрос о том, что должен делать защитник, если ему неизвестны имена свидетелей. Шестой акт судьи.
Что должен делать адвокат для своего клиента, если ни тому, ни другому не сообщены имена свидетелей, знать которые очень хочет обвиняемый? Пусть он получит сведения об отдельных пунктах обвинения от судьи, который, однако, обязан умолчать все имена свидетелей. С этими сведениями адвокат идет к обвиняемому и сообщает их ему. На просьбу указать имена свидетелей защитник предлагает обвиняемому узнать их из показаний и говорит приблизительно следующее: «Из показаний против тебя ты можешь догадаться об именах свидетелей, а именно: такой-то ребенок, такой-то домашний скот были околдованы, такому-то мужчине и такой-то женщине, не исполнивших такой-то твоей просьбы, ты ответила: “Ты почувствуешь, что было бы лучше исполнить мою просьбу”. После этих слов такой-то и такая-то внезапно заболели. Твои поступки кричат, как свидетельства». Защитник может сказать также: «Ты знаешь, что о тебе идет дурная молва и что уж давно ты подозреваешься в наведении многих порч и вредительств». С помощью таких ответов защитник побуждает обвиняемую указывать на своих врагов и приписывать им наговор. Обвиняемая может ответить: «Я признаю, что произнесла эти слова, но я не имела намерения вредить». Защитник сообщает судье и его помощникам о названных обвиняемой врагах, а судья обязан расследовать. Если эта вражда будет сочтена смертельной враждой, т. е. такой, где между супругами или родственниками были помыслы об убийстве или таковое было в действительности совершено, вследствие чего светская власть должна была расследовать это дело, или если она была такой враждой, которая привела к тяжким ранениям, как следствиям раздоров и перебранок, то пусть осторожный судья со своими помощниками рассмотрит, на чьей стороне вина больше – на стороне обвиняемого или денунцианта. Если вина больше на стороне свидетеля, если признаков преступления, как то: околдованных детей, животных или взрослых – не имеется, если к тому же отсутствуют порочащие показания других свидетелей, если, сверх того, об обвиняемой не идет худая молва, то тогда надо признать, что свидетель говорил из чувства мести. Обвиняемая подлежит полному оправданию и освобождению после предварительно взятого с нее обещания об отказе от мести.
Может случиться и так: Катерина видит, что ее ребенок околдован или околдована она сама, а то и на скот ее наведена порча. Она подозревает в совершении этого чародеяния ту женщину, муж или родственники которой в прежнее время несправедливо заставили пострадать от иска мужа или родственников Катерины. Значит, со стороны свидетельницы имеется двойная неприязнь. Во-первых, неприязнь за околдование и, во-вторых, за урон, понесенный ее родственниками на суде. Следует ли отвести такую свидетельницу? С одной стороны, кажется, что на этот вопрос надо ответить утвердительно, так как мы видим неприязнь. С другой же стороны, представляется возможным ответить отрицательно, ибо свидетельница приводит признаки преступления. Можно сделать следующее заключение: при отсутствии других свидетелей и опороченности обвиняемой такого свидетеля следует отвести. Но известная тень подозрения на обвиняемую все же падет, тем более что налицо имеется болезнь, наведенная чарами и не происходящая по естественным причинам. Поэтому такая обвиняемая должна подвергнуться каноническому очищению.
Если свидетели утверждают наличие существенной опороченности обвиняемой, не имея возможности, однако, привести улик, то судья при наличии простой вражды между свидетелем и обвиняемой может счесть эти признаки достаточными для возбуждения против обвиняемой сильного подозрения. В силу этого обвиняемая, оставленная под стражей, присуждается к троякому наказанию, а именно: 1) к каноническому очищению вследствие общественной опороченности (С. inter sollicitudines, Extra de purq. can.); 2) к клятвенному отречению вследствие подозрения (С. accusatus); 3) в зависимости от различных оснований к подозрению, к различным клятвенным отречениям.
Если такая обвиняемая признается в своем преступлении и обнаружит раскаяние, она не передается светской власти для смертной казни, но присуждается духовным судьей к пожизненному заключению. Несмотря на это, она может в то же время быть приговоренной светским судьей к сожжению (С. аd abolendam, § praesenti), а также (С. excommunicatus II, de haeretic).